Платформа «Реутово». Выход в город. Вроде все, как везде: озабоченные соотечественники, горланящие по мобильникам гости с юга — кто его знает, прошенные или нет, — «невинный» матерок юных девушек и зрелых таксистов. Но всего через пару минут — одухотворенные лица молящихся, юные, исполненные вдохновения голоса клироса. Мы — в переполненном храме 21 сентября, в Рождество Богородицы, — двунадесятый праздник Русской православной церкви. Тихая, но мощная радость ощущается всеми фибрами души. Ведь даже когда в мир приходит простой ребенок, мы испытываем радость, хотя не знаем, будет ли это дитя добрым или злым, а уж в Рождении Пресвятой Девы православные люди испытывают двойную радость: ведь в ее Рождестве заключено и Рождение Христа…
Невольно думается, а какой духовный генофонд мы передали нашим детям? «Букет, сплетенный из страстей, греховных наклонностей, дурных привычек? Чему же удивляться, когда наши дети дурно поступают? Не по нашим ли стопам они идут?»
Так получилось, что семья стала по сути главной темой нашей беседы с настоятелем храма Казанской иконы Божией матери. Этой иконе посвящен Главный алтарь храма. Правый его придел посвящен святым Новомученикам и Исповедникам Российским, а левый – святому благоверному великому князю Александру Невскому. В цокольном этаже устроен крестильный храм в честь Всех святых.
39-летний протоиерей отец Максим (Владимир Максимов) заступил на служение в Реутове сразу после окончания духовной академии — с сентября 1999 года. Православная община в наукограде образовалась несколькими годами ранее. Первое время богослужения совершались в квартире жилого дома, но глава города взял на себя труды храмоздателя. В строительстве заложенного в 1996 году храма принимал участие весь город. За неполные три года храм был возведен и 3 октября 1999 года освящен великим освящением.
— До постройки храма на этом месте была помойка и болото, — рассказывает о. Максим. — Администрация внесла огромный вклад в преобразование этой части города. Верующими тогда считали себя примерно 500 человек. С каждым годом число верующих росло, как росло и население города. Потому трудно сказать, сколь велик наш вклад в этот процесс за четырнадцать лет. Главная трудность для меня как настоятеля все эти годы заключается в том, что мы служим в месте, где объективно не было духовных корней, духовного преемства. Практически все реутовчане — это недавние приезжие, то есть новообращенные. А к начинающим свой духовный путь требовалось и требуется особо внимательное отношение.
Отец Максим говорит сначала вдумчиво-сосредоточенно, но по мере разговора — все более вдохновенно. Видно, что сознанием смысла своего духовного делания пронизано все его существо.
— Нельзя ставить вопрос: «Или богословие, или социальная нагрузка»? — говорит отец Максим. — Это как две руки — правая и левая. Вера без дела мертва есть. Как и дело без веры. В Реутове духовно окормляется больница (в ней есть постоянно действующий храм), детские сады и школы города, востребованы мы в ПТУ №90.
Особый контингент — вернувшиеся из СИЗО — Мурманского, Мордовского, Рязанского... С одной стороны, в этой категории немало озлобленных беспринципных людей, которым присуще некое приблатненное притворство, желание «выжать слезу» в духе заказных писем с зоны. Но очень много жаждущих определиться, «кто я», «как жить дальше»?..
Отец Максим поправляет очки и убежденно говорит, как я понял, о главном, что его волнует:
— Знаете, никакая церковь не заменит института семьи! Неполная семья, семья, погрязшая в потребительстве, на мой взгляд, есть основной источник нынешней социальной катастрофы! Все зиждется на семье. Отец и мать должны быть первейшей иконой для ребенка! В этом смысле церковь дает лишь путеводитель и ориентиры. Но прожить саму жизнь за человека даже самый чуткий исповедник не может…
Реутов развивается стремительно. На почтительном расстоянии от храма, как застывший почетный караул — новые, с иголочки, высотки.
И на фоне внешнего материального совершенства не перестают возникать вечные вопросы. С наступлением все более нового времени человек попадает под каток прогресса, и ему порой невдомек, что именно сегодня требуется мобилизация и физических, и духовных сил, «как в войну». Потому что он теряет себя.
Отец Максим констатирует, что церкви удается помочь людям пережить личное потрясение, горе. Но растерянность и отчаяние непрестанно захлестывает общество. Несправедливость, нас окружающая, переходит в некую «тревожную болезнь», которая поражает и зажиточных, и обнищавших людей, не потерявших совести. Достаточно сказать, что в России 1% населения владеет 71% национального достояния.
— Решать эти вопросы сложно, не решать — невозможно, — решительно говорит настоятель реутовского храма. И неожиданно задается вопросом:
— С точки зрения русского человека XVII века мы бедны или богаты?
И сам себе отвечает:
— Скорее бедны. Айфоны и мобильники никого не сделали счастливым. Наше времяпрепровождение за компьютером или в заботах об автомобиле загоняет нас в духовный тупик, расчеловечивает. Девять из десяти не имеют никакого представления о духовном мире. У них отсутствует даже малейшая потребность в нем. Возникает мозаичность восприятия мира, взрослый не взрослеет, не усваивает жизненный опыт. Инфантилизм превращает людей в бесполые существа. Но я верю, что дух созидания, изначально вложенный Творцом в человека, возобладает. Мы не надеемся на быстрый сбор урожая там, где его нужно ждать. Строить «пятилетние планы» по духовному возрождению наивно. Процесс преображения происходит постоянно. Порой прихожанин очень сложно «притирается», его мучат сомнения, третирует враждебная среда.
Вдумайтесь: в Реутове всего шесть священников на 90 тысяч человек. Шесть врачующих на такое количество людей, многие из которых тяжело больны духовно — это очень мало. Хочется предостеречь «теплохладных»: в конечном итоге наблюдателем быть ни у кого не получится. Рано или поздно человек становится перед выбором: живешь или существуешь? Вскармливаешь злое или доброе? Наконец, с Богом ты или против Него? Третьего, действительно, не дано. В куче мусора, на которой живешь, могут быть и золотые вещи. И нередко случается, что человек рад: помойка, в которой он, как ему кажется, благоденствует, — самая богатая! Да — можно ответить ему. Только среди других помоек. А ведь можно жить и победнее, но не на помойке!
Мы говорили о многом. Не всегда разговор был линеен и последователен. Однако главная тема возникала постоянно. Отец Максим предостерегал от идеализации прошлого в семье. Это когда отец, к примеру, говорит сыну, что вот, мол, у нас, при нас было не то, что сейчас, при вас!
При таком подходе у детей возникает комплекс неполноценности. Им начинает казаться, что «все лучшее уже было». Они перестают видеть смысл в созидании, в дерзновении. Если говорить ребенку, что он слабак, не сможет пробежать стометровку, не сможет подтянуться, то он и не пробежит, и не подтянется. Но надо пробовать! Подтянуться пусть не десять раз, не восемь, хоть один раз!
— Нет врожденного чувства веры, — твердо говорит отец Максим. — Оно рождается в семье. Святость семьи — святость Родины — святость веры! — вот вечная формула. Иначе как человек станет рассуждать? «А чем мне этот кусок земли ближе и дороже, чем любой другой?..» Если ценность семьи снижается, а то и уничижается, то даже на родную мать деградирующий человек будет смотреть с прагматизмом, переходящим в цинизм: как на чайник или паяльник, до поры до времени «нужный в хозяйстве»…
Семья дана Богом! По большому счету, с разрушения семьи начинаются все страдания!.. Апостасийное время с коварством библейского змия предлагает человеку фальшивые радости жизни. Предлагает стать кем угодно: хорьком, поросенком, гусеницей, — только доистребить в себе все хорошее, все человеческое. Православная церковь этому противостоит. И мы готовы положить все свои силы и жизни «за други своя» — в данном случае, за нашу паству, за наш «реутовский мiр».
Признаться, я впервые в жизни пожалел, что не взял на встречу диктофон. Газетный пересказ в сравнении с живой речью выглядит скомкано. Во всяком случае, не передает всего искреннего пафоса. Впрочем, послушать отца Максима, других священников храма вы при желании можете всегда. Благо место, на котором стоит храм, некогда представлявшее собой мерзость запустения, ныне и ухоженное, и намоленное.
