70 лет – долгий срок. Всё меньше остаётся в живых ветеранов, свидетелей той кровавой и жестокой войны, сражавшихся на передовой и самоотверженно трудящихся в тылу. Но тем более ценны воспоминания этих людей, способных донести всю правду о войне – часто горькую, окрашенную болью за ушедших из жизни друзей и товарищей. Пусть эту правду пронесут через столетия новые поколения россиян. Сегодня – слово им, творцам Великой Победы.
Зельдин Владимир Михайлович - актёр театра и кино, Народный артист СССР (1975), полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством», старейший в мире действующий актёр:
Сорок пятый год, закончилась война. Атмосфера была удивительная, эйфория! На Красной площади много было гуляющих людей, празднующих Победу. Демобилизация, военные возвращались с фронтов… В общем, такая была удивительная атмосфера какого-то единения, необыкновенной дружбы, необыкновенной близости друг к другу. Конечно, были потери большие, кто-то не вернулся домой, всё это… Я был в Москве, работал в Театре Красной армии, так он тогда назывался, построенном в тридцать девятом году в форме пятиконечной звезды архитекторами Алабяном и Симбирцевым. Это своеобразный такой театр-памятник. Как храм в память о нашествии Наполеона на Москву, так и наш Театр Красной армии тоже память о культурных подразделениях нашей славной Красной армии. О тех, кто отдал жизни за Отечество, положил самое дорогое на алтарь Победы над фашистской Германией.
У нас были фронтовые бригады, которые выезжали на фронт. И одна бригада у нас погибла – попала в окружение. А в театре у нас шли спектакли! Театр наш военный, главная тема, конечно, военная, но не только. С такими военными спектаклями, как «Сталинградцы», «Последние рубежи», «Москва. Кремль», «Песнь о черноморцах», «За тех, кто в море» и так далее, были и спектакли – «Учитель танцев», «Укрощение строптивой», классика была, Горького «Мещане» шли, Островского «Доходное место» и так далее.
А когда началась война, я помню наш первый выезд. Главный режиссёр театра, Народный артист Советского Союза Алексей Дмитриевич Попов, ученик Станиславского и Немировича-Данченко, собрал нас: «Ребята, надо ехать на Белорусский вокзал, выступить перед теми, кто отправляется на фронт». Мы говорим: «Алексей Дмитриевич, ну что вы, кто нас там, на Белорусском вокзале, будет слушать!». Он говорит: «Давайте, ребята, я уверен, должны слушать». А у нас была прелестная концертная бригада. У нас была Нина Володко, которая пела советские песни под аккомпанемент Сени Великова, великолепного аккордеониста, красивого, обаятельного. У нас были Ниночка Сазонова с Тосей Романовой, они пели частушки, в таких русских костюмах, и сольные номера у них были. У нас был актёр Петя Вешняков, который великолепно читал рассказы, знаток поэзии Есенина. Вот такая бригада собралась. Я тоже в этой бригаде был, там у меня были небольшие военные монологи и песни, тоже военных лет.
И вот мы поехали на этот Белорусский вокзал. Там в большом зале группы людей стояли, которые провожали своих близких на фронт. Нам отвели маленькое место, ширму поставили, где мы могли переодеться. И мы начали концерт. Но сначала нас никто не слушал. Все были заняты, конечно, проводами своих близких. А потом, постепенно, когда Ниночка Сазонова и Тося Романова начали петь частушки и русские песни, то начали обращать внимание и начали ближе и ближе подходить к артистам, выступающим на этой площадке. И в конце концов мы овладели, так сказать, этими людьми, уезжающими и провожающими людьми, и они слушали весь концерт от начала до конца. И потом нам Алексей Дмитриевич сказал: «Вот видите, я оказался прав. Люди внимательно слушали, аплодировали, и мы правильно сделали, что поехали на Белорусский вокзал». Это первый был такой концерт, предвестник тех огромных, относительно, концертов, с которыми выезжали на фронт в действующую армию.
Я помню, как мы поехали в воинскую часть, полк дальней авиации. Командовала этим полком Валентина Степановна Гризодубова, Герой Советского Союза, очаровательная, красивая женщина с огромными глазами. Она сама владела фортепиано, очень уважала артистов. Концерт прошёл успешно. А потом, после войны, мы собирались дома у Валентины Степановны, которая уже возглавляла один очень серьёзный институт. Она иногда собирала нас по воскресеньям, когда была свободна, мы читали стихи, пели, вспоминали войну. Такие были очень хорошие вечера, необыкновенные.
Я был в военное время в Москве. Выдающийся, великий режиссёр кино Иван Пырьев снимал реальную сказку музыкальную «Свинарка и пастух». Начали в мирное время. И вот в этой картине чудом каким-то я был утверждён на главную роль с Мариной Ладыниной, олицетворением русской женщины, удивительной актрисой. Мы с ней были в экспедиции, а когда приехали, были мобилизованы на фронт, но вышел приказ – снимать картину, закончить её до конца года.
«Мосфильм» был эвакуирован в Казахстан, остались мы единственные, одна группа, «Свинарка и пастух». Во главе с Иваном Александровичем Пырьевым мы в павильоне доснимали этот фильм и на Сельскохозяйственной выставке, которая украшала Москву.
Это была потрясающая чудо-выставка всех республик наших. Когда приезжали гости, туристы, они всегда старались пойти на ВДНХ, на Сельскохозяйственную выставку, потому что это было просто чудо, не подберёшь других слов. И там мы тоже снимали фрагменты из фильма, реальной сказки «Свинарка и пастух», о любви, о дружбе. Были налёты вражеской авиации, но Москва была очень грамотно защищена. Затемнение было ночью, вечером. И Сталин никуда не уезжал, он оставался в Москве. А по ночам по списку мы дежурили на крышах, тушили «зажигалки», бочка с водой, бочка с песком, фартук, рукавицы, щипцы. Мы были очень дисциплинированны, очень обязательны, не было никаких в Москве преступлений и так далее. Очень в этом отношении было сурово, дисциплина, враг под Москвой. Но было и ощущение, что Москву не сдадут, в этом была полная уверенность. Очень наглядно как-то ощущалось. Все почтовые отделения в центре Москвы были полны народу, люди телеграммы посылали и по телефону разговаривали. Я и сейчас продолжаю работать в театре, у меня четыре спектакля. Недавно приехали в Петербург, выступали в Доме офицеров, зал был полон. И мне задают вопросы: «Откройте, Владимир Михайлович, секрет вашего долголетия». И я говорю: «Я вам скажу четырьмя строчками великого революционного поэта Владимира Маяковского, которого, кстати, я видел, будучи студентом первого курса театрального училища. У него такие строчки:
«Мне и рубля не накопили строчки, краснодеревщики не слали мебель на дом, и кроме свежевымытой сорочки, скажу по совести, мне ничего не надо».
Я никогда, вот всю свою жизнь, как перед Богом, никуда не ходил, не просил, ни квартиры, ни зарплаты, ни ролей, ни орденов, ни наград. Всё это у меня есть, потому что я вкалываю, работаю, пока у меня есть ещё силы. В пьесе «Танцы с учителем» я играю самого себя и говорю: «Если Бог хранит меня, значит, я ещё не всё сделал». И я работаю, устаю, но работаю, потому что люблю свою работу, люблю зрителей наших, удивительных, доброжелательных. Вы себе не представляете, какой у нас огромный театр, две тысячи двести мест, а на моих спектаклях «Танцы с учителем», «Человек из Ламанчи» сидят на ступеньках лестниц. Вот это даёт стимул выходить на сцену и выступать перед нашим благодарным зрителем.
Я обращаюсь к зрителю и говорю: «Я очень сильно люблю театр! И хочу, чтобы так же сильно любили его и вы. Приходите в театр!». Аплодируют, цветы, цветы, подписывают мою книжку «Моя профессия: Дон Кихот». Помогаю молодёжи, все обращаются ко мне. Я лично считаю, сейчас особенно нам нужно объединяться, когда все эти события, Украина, Америка, санкции. Я объездил весь мир, такой нет страны, как наша! С великим праздником Победы!
Записал Михаил Лукьянцев
Зинаида Степановна Бажанова, медсестра:
«Боевое крещение я получила под Сталинградом. Нам в газетах сообщали, что кольцо замкнулось, но когда мы подъехали к месту событий, то воочию убедились, что армия Паулюса регулярно прорывала это кольцо. Поэтому наш госпиталь и не оставили под Москвой – шли жесточайшие бои. И вот идёт бой. Я поползла к раненым с санитарной сумкой наперевес. Раненые кричали. Я подползла к одному из них, разорвала на нём гимнастёрку, она была вся в крови, и увидела смертельную рану. Мы почти касались лицами друг друга. Он вздохнул глубоко-глубоко и крикнул: «Мама!». Наверное, я ему матерью показалась. Я запомнила это на всю жизнь. И сколько живу после этого солдата, всё хочу сказать матерям: «Солдаты погибали за Родину, помня о вас».
А вот 9 мая 1945 года я находилась в австрийском городе Грабсе, в нашей брезентовой палатке – полевом хирургическом отделении. И в этот момент услышала громкие выстрелы. Подумала: «Что это за стрельба, неужели опять прорыв где-то?». Выхожу, а оказывается, это наши солдаты стреляют вверх. Я их спрашиваю: «Что вы делаете, зачем стреляете?». А они мне отвечают: «Да что вы, товарищ лейтенант, Победа!». Я говорю: «Ну, тогда правильно. Стреляйте!» – «А вон, видите, – показывают, – пришли американцы, офицеры». Те спорили: «Грабс отстояли мы, второй фронт». А наши говорят: «Мы живём по-суворовски. Там, где прошёл русский солдат, там мы победители». Вот так я и встретила самый первый день Победы».
Михаил Иванович Кабанов, разведчик:
«Я был разведчиком в разведывательно-диверсионной группе. Моя задача была проникать в штабы, слушать, какие команды дают. Есть местечко недалеко от Ржева, где впадает река Итомля в Волгу. Там был мощный железнодорожный мост, который необходимо было взорвать. Я должен был вычислить, когда сменяются немецкие ночные посты вокруг моста. Найти возможность, как туда попасть, следовало самостоятельно. В прошлом году мы побывали в этих местах с сыном. Мост с тех пор так и не восстановлен – один пешеходный мостик. Вот и фашисты тогда не смогли его восстановить – прервали мы им сообщение.
9 мая – под Торгау, на Эльбе я был. Вдруг – необычная наземная стрельба, всё взрывается вверху. Что такое? И мне командуют: бери взвод и – к штабу. Мы подбегаем в боевом порядке. А там старший лейтенант выходит и палит из пистолета в воздух: «Ребята, конец войны!».
Ну, чувства самые разные были… Без предыстории не понять. Вот в 1943 году нас направили в Горьковскую область на сбор картошки – мы тогда были автомобилистами, – перевозить её на станцию. А у нас машины – «форды», у них проблемы были с рессорами. Их починял местный кузнец. Он к нам очень тепло относился. И вот он разок пригласил нас к себе в дом. Ну, мы пришли, он нам самогон наливает. Только, просит, никому не говорите, а то меня расстреляют. Выпили понемногу. И он говорит: «Сейчас я вам один документ принесу». Спустился в подпол и выносит чёрную толстую книгу вроде Библии. И читает последнюю страницу: «…будет всем войнам война, между севером и югом. И всему миру аминь, аминь, аминь. А продолжится эта война 1418 дней и ночей». И вот когда мы к штабу подошли, я вспомнил этот случай и решил пересчитать – ровно столько и вышло. Такая вот история. Наутро мы разложили сухие пайки, подкатили нам бочонок литров на пятьдесят, на нём написано: «этиловый спирт». Не успели мы открыть бочонок, как команда: «Тревога!». Мы в спешке всё побросали, и из Торгау нас перебрасывают в сторону Чехословакии – преградить отступление дивизии немецкого генерала Шёрнера, который рвался на пару с Власовым к американцам. Так что война для меня окончилась в ночь с 14 на 15 мая. А бочоночек-то тот, что мы не успели выпить… – это жена мне рассказала, она осталась там, тоже воевала, на фронте мы с ней и познакомились. – В этих бочонках оказался не этиловый, а метиловый спирт. И за смену у неё погибло от этого спирта человек сорок. Вот чего я избежал 9 мая 1945 года».
Иван Леонтьевич Житаев, миномётчик:
«На фронт был призван в 1943 году. Хотели отправить на Запад, но нас отправили на Дальний Восток. Двадцать восемь дней ехали. Нас зачислили в миномётный полк. Через полгода было присвоено звание ефрейтора. Там гористая местность, миномёты таскали на себе, пока учились. Земля там один гравий – кирка ломалась, а надо окопаться для огневой позиции. Кормили, конечно, слабовато – хлеба мало, бульон из фасоли, от цинги давали сосновый напиток. Уставали до такой степени, что за десятиминутный перерыв успевали заснуть. В 1945 году дали нам 160-миллиметровые миномёты, а из полка сделали бригаду. Это месяца за два до начала войны с Японией. Май сорок пятого я был в городе Раздольном, в миномётном полку. 9 мая нам поднесли по 100 грамм, показали кино в честь праздника. Это был первый раз, когда я выпил. Раньше о таком и понятия не имели.
Мы не знали, что воевать пойдём, а техника в это время всё шла и шла. Начиналась Советско-японская война. В бою за Мугодзян, это в Маньчжурии, товарищ спас меня. Слышу – снаряд свистит, а я что… навожу себе, чтобы точно. Товарищ с матюгами прыг на меня, взрыв –
и нас завалило. Японцы сражались люто. В плен не сдавались. Сидели смертники в ямках своих, окопах. Пулемёт в руках, а под собой – мина. Был ещё один полк у них. Мы заняли их позиции – а из двухсот человек их осталось всего двадцать. Остальные сто восемьдесят сделали себе харакири. А 19 августа я был ранен японцами. Война для меня закончилась 4 сентября 1945 года, в госпитале».
Александра Федоровна Малашкевич, труженик тыла:
«Во время войны мы работали в Твери на заводе. График в две смены по двенадцать часов. Делали приборы химической разведки – была угроза химических атак со стороны фашистов. Потом изготавливали противогазы и сумки шили для них. Иногда дополнительно приходилось и вагоны с материалами разгружать. Как-то раз ночью от усталости я заснула прямо у станка, и игла прошила мне палец.
9 мая? Ночью, под утро, на улице шум, гам. Все – кто плачет, кто смеётся, стучат в окно. Я вышла на улицу. У людей радость была. И слёзы. Слёзы у тех, кто не дождался своих, получил похоронки».
Записал Михаил Юрьев
Читайте также:
В Реутове представили альманах «Память»
На улице Реутовских ополченцев установлена памятная доска
На тепловой пункт в Реутове нанесли граффити Победы
Реутовскому мемориалу Славы исполнилось 50 лет
Бизнесмены Реутова поздравили фронтовиков
Афиша праздничных мероприятий в Реутове 7 — 9 мая
«У войны не женское лицо»: музыкальный спектакль в МКДЦ
В школах Реутова идёт марафон Победы
Спасённая Европа на фотовыставке в Реутове
Реутов в преддверии Дня Победы: последние штрихи