Известная писательница, культуролог и постоянный автор «ПроРеутова» Мария Очаковская — о сегодняшнем моменте в призме истории взаимоотношений России и Запада.
Проведя обзор нынешних отечественных и западных СМИ, большинство читателей наверняка придут к печальному выводу, что кризис в отношениях России и объединённой Европы достиг своего исторического апогея: отъём государственной собственности, золотовалютных резервов, блокировка воздушного пространства, морских портов, сухопутных границ, высылка дипломатов… На повестке Европарламента нефтяное эмбарго, уже шестой по счёту пакет санкций.
Впрочем, бог с ними, с парламентами. Ведь даже на самом простом, обывательском уровне европейцев в буквальном смысле охватила пандемия русофобии. Кажется, что такого между нами не бывало никогда. Меж тем это совсем не так. Кризисы в отношениях с Западом у нас случались многократно, и причин к ним находилось множество.
Точнее будет сказать, что нынешнее обострение — это лишь одно из звеньев в длинной исторической цепочке событий, берущей начало в далёком прошлом. Про Ледовое побоище и Наполеона сейчас вспоминать не будем, давайте откроем учебник новейшей истории. И сразу же бросится в глаза 1946 год, когда У. Черчилль произнёс свою знаменитую речь о железном занавесе, которым надлежит окружить Россию. То была отправная точка в холодной войне.
Чуть ранее, в победном 1945-м британское правительство всерьёз обсуждало операцию «Немыслимая» о самой настоящей горячей войне — о нападении на СССР, своего недавнего союзника. Перед войной дела обстояли ничуть не лучше. В 1939-м году с треском провалилось подписание трёхстороннего Договора о взаимопомощи между Францией, Англией и СССР, вдобавок нас выгнали из Лиги Наций (прототип ООН). Ну, а в 1927 году разразился полномасштабный кризис международных отношений с угрозой войны против целого блока европейских государств. Зачинщиком как всегда выступала Британия, а повоевать с нами особенно рвалась Польша.
О реакции коллективного Запада на Октябрьскую революцию даже говорить не стоит.
О, если бы речь шла только об идеологии! Совсем нет! Наш марксизм раздражал Европу ничуть не больше, чем русская великодержавность, чем идея сильного, единого, независимого государства, ярким подтверждением чего является нынешний кризис. К слову, что произошло после 1918 года с царскими вкладами в иностранных банках, до сих пор неизвестно. Многие эксперты полагают, что с ними обошлись так же, как и сейчас, под копирку.
Без сомнения, некоторые поспешат мне возразить, дескать, у меня какая-то селективная память. Как же так?! Ведь со времён горбачёвской перестройки, т. е. в 1990-е и в начале нулевых годов, между нами и объединённым Западом установились вполне дружеские отношения. Неужели вы забыли, упрекнут они меня, как европейцы с лозунгами «Перестройка и гласность!» охотно приезжали к нам, пили водку и признавались в любви. Неужели не помните, как сотни тысяч россиян впервые за долгие десятилетия получили возможность выезжать за границу. И заграница нас принимала: кормила бургерами, поила коктейлями, одевала в джинсы, возила на иномарках, образовывала, учила свободе, приобщала к цивилизации.
Согласна, всё именно так и было. Более того, я и сама, отправляясь в очередной европейский отпуск, искренне радовалась и удивлялась тамошнему радушию.
Хотя, в сущности, «несложно проявить великодушие к полунищему, измученному тоталитарным режимом, побеждённому противнику из страны, которой больше нет на карте». (Слова своего французского собеседника, гида Роже Н., сопровождавшего туристические группы в Париже и Москве, я привожу по памяти.)
Да, Советский Союз распался, в той войне Россия проиграла. А от проигравшего требуют послушания и неукоснительного следования правилам, установленным победителями. Надо признать, некоторое время мы аккуратно исполняли то, что от нас требовалось, поэтому нас принимали и любили.
А что, собственно, требовалось?
В этой связи не могу не привести ещё несколько цитат.
В послании президента США Б. Клинтона «О положении страны» от 7 февраля 1997 года читаем: «…выбив конкурента-Россию, мы за ничтожно малые цены выкачали из неё 20 тысяч тонн меди, 15 тысяч тонн алюминия, 2 тысячи тонн цезия, бериллия, стронция и многое другое. Прибыль США на приведение к власти Ельцина составила более 5700%. Такого не было в истории!».
Годом позже небезызвестный Колин Пауэлл, перед тем как взять пробирку с сомнительным содержимым и отправиться с ней в ООН, авторитетно заявил: «Россия должна забыть о том, что у неё есть какие-то интересы в республиках бывшего Советского Союза... Мы не позволим ей вмешиваться в дела республик».
Ещё более практично в наш адрес высказался английский премьер Джон Мейджер (1990–1997 гг.): «…задача России после проигрыша в холодной войне — обеспечить ресурсами благополучные страны. Но для этого им нужно всего 50–60 млн человек».
Вот! Оказывается, речь шла не только о ресурсах. Кроме алюминия, стронция, нефти и пшеницы, от нас требовалось намного больше! Что ж, загибаем пальцы и считаем.
«Пора прекратить подпитывать иллюзии о великодержавности России, пора отбить охоту к такому образу мыслей. Россия будет раздроблена и под опекой, — писал в 1991 году ведущий идеолог США, советник президента Д. Картера Збигнев Бжезинский. — После крушения коммунизма, — развивая свою мысль, продолжал он, — у демократии остался один враг — Православная церковь».
Теперь подытожим… Чтобы демократический мир спал спокойно и относился к нам дружелюбно, от нас требуется отдать ресурсы, раздробить страну, сократить население, запретить Православную церковь и… ещё изменить образ мысли, подогнав его, что называется, под евростандарт. Оставим пока за скобками все вышеперечисленные условия, кроме последнего. В самом деле, упрёки в том, что мы — дескать, не европейцы, сейчас звучат со всех сторон.
Что ж, если угодно, мы — не европейцы, мы — другие, и в чём-то, вероятно, им даже противоположны. Если у них индивидуализм, у нас — коллективизм (в любых его формах, начиная от общины Ярослава Мудрого и заканчивая парторганизацией), если у них разум, у нас — вера, если у них закон, у нас — совесть.
Мы — ИНЫЕ. И эта инаковость заложена в наших генах, наследуемых из поколения в поколение. Ведь образ мысли, национальный характер, психология формируются не вдруг, а долгие столетия, под влиянием множества факторов.
Один из этих факторов — наша география, наша огромность, которая, по словам Александра III, всех пугает, потому-то и друзей у нас нет. А ещё, конечно, суровый климат. Вспомним В. Ключевского, который писал, что русский человек сформировался под влиянием неблагоприятных условий. Долгая холодная зима, короткое капризное лето — словом, зона рискованного земледелия, отсюда и происходит знаменитое русское «надеяться на авось».
Другим важнейшим фактором является тип государственного управления, т. е. самодержавие, установившееся в России со времён Ивана III (XV в.). «Оптимальная система при экстремальных обстоятельствах», — сказал профессор МГУ Николай Борисов. А уж какие у нас были обстоятельства, вы и сами отлично знаете. То Великая степь на нас наступала, то тевтонцы со шведами, то османы, то поляки… Но мы выстояли. Таким образом, монархия при всех её недостатках оказалась наиболее эффективной формой государственного устройства для защиты от внешней угрозы и сохранения независимости, о которой, кстати, радела и Русская Православная церковь — ещё один формирующий фактор. Не случайно Бжезинский записал её во враги.
Так уж сложилось, что история Российского государства насчитывает более пяти столетий независимости. Полагаю, именно эта наша независимость мешает нам стать настоящими европейцами и так раздражает западные державы. Ведь их многовековые традиции основаны на колониализме и колонизации. А мы почему-то никак не поддаёмся. И не поддадимся!..
Мария Очаковская
